Иудеиско-израильский монотеизм сложился в обстановке
ожесточенной идейной борьбы, которая была следствием и отражением острых
социально-политических конфликтов, сотрясавших общество в первой половине I
тысячелетия до н. э. Эти конфликты возникли в процессе формирования
частнособственнических отношений, классового общества с присущей ему резкой
имущественной и социальной дифференциацией и государства. Характерной чертой
израильского государства, как и других государств древнего Ближнего Востока,
было существование двух секторов — общинно-племенного и царского. Царский
сектор составляли лица, находившиеся на царской службе и при царском дворе,
получавшие землю и иное вознаграждение из царских фондов. Общинно-племенной
сектор составляли люди, входившие в гражданские коллективы — общины и в
кровнородственные объединения — племена, хотя и подвластные царю, но
пользовавшиеся весьма широким самоуправлением. Обладание землей, которая была
основным средством производства, здесь было возможно только для полноправных общинников.
Само собой понятно, что можно было принадлежать к общинному сектору и
одновременно быть на царской службе; в особенности это относится к
представителям родоплеменной аристократии.
К началу I тысячелетия до н. э. в израильско-иудейском
обществе укоренились рабовладельческие отношения. Настоящим («вечным») рабом
мог быть только чужеземец, либо захваченный в плен, либо купленный у
работорговца. Порабощение соплеменника (обычно — за долги) ограничивалось
определенными сроками. Если в рабство попадал человек, принадлежавший к
социальной группе иври (так назывались люди, утратившие общественные связи и
обреченные на бродяжничество; отсюда современное «еврей») — а ими были
практически все единоплеменники, становившиеся рабами,— то на седьмой год по
порабощении его следовало отпустить на свободу. Такой вольноотпущенник получал
статус хофши (люди, не имеющие имущества). Тот, кто отпускал его на свободу,
должен был снабдить его минимумом средств к существованию. Независимо от этого
рабы-единоплеменники подлежали освобождению в так называемый Юбилейный год —
последний год пятидесятилетнего цикла, когда объявлялись недействительными
долги и все сделки по поводу родовой земли; в этом случае освобожденный раб
возвращался к своему наследию, т. е. к принадлежавшей ему доле родовой земли.
Если раб-соплеменник изъявил желание остаться в доме своего господина, над ним
совершался специальный обряд: шилом пришпиливали его ухо к дверному косяку. Это
означало, по-видимому, его окончательное включение в дом, и он превращался в
«вечного» раба. Конечно, у рабовладельца было много способов заставить такого
раба предпочесть рабство свободе.
Положение раба в доме рабовладельца зависело целиком от
усмотрения господина. Рабы делали всякую работу по дому, работали в поле вместе
со свободными домочадцами. Рабы могли быть подвергнуты избиению. Однако
убийство раба наказывалось. Но, если раб умирал от избиения не сразу, а через
некоторое время, такое убийство оставалось безнаказанным. Рабу могли поручить и
управление домом, и выполнение ответственных поручений; бывали случаи, когда
рабы владели определенным имуществом, имели — с разрешения господина — семью и
вели свое хозяйство. Во всех случаях рабы находились в личной зависимости от
хозяина, и все, что у них было, юридически принадлежало господину.
К началу I тысячелетия до н. э. в иудейско-израильском
обществе в основном сформировались отношения частной собственности на землю.
Библейское право исходило из того, что «обетованная земля»[1]
принадлежит богу, который дал ее «своему» народу; она была разделена между
израильскими племенами, а внутри племен — между родами. Эти родовые земли не
могли отчуждаться за пределы данного рода навечно. Если бы все же родовая земля
была продана, то в Юбилейный год сделка утрачивала свою силу, и такая земля
должна была быть возвращена роду — ее исконному собственнику. Наряду с этим
существовали и другие земли (пустоши, не захваченные ранее отдельными родами, и
т. п.), становившиеся по мере их захвата благоприобретенной собственностью отдельных
частных лиц. Эти земли можно было продавать, покупать, дарить и пользоваться
ими по усмотрению собственника. Законы о родовой земле не ставили непреодолимой
преграды обезземеливанию мелких землевладельцев. Во-первых, они не
препятствовали купле-продаже земли внутри рода, и такая операция не подлежала
действию законов о Юбилейном годе. Во-вторых, срок от одного Юбилейного года до
другого был достаточно велик, чтобы землевладелец, вынужденный продать свою
землю, разорился окончательно и не имел бы возможности восстановить свое
хозяйство.
Основную массу иудейско-израильского общества в первой
половине I тысячелетия до н. э. составляли свободные землевладельцы — члены родоплеменных
групп и одновременно общинники — полноправные граждане своего рода; они из года
в год обрабатывали свою родовую землю, кормились от нее и платили подати в
царскую казну; они выполняли также в пользу царя различные повинности. Таких
людей называли «народом земли».
На одном социальном полюсе находились аристократы и богачи
(«сильные», «богатыри войска»), владевшие громадным количеством земельных
участков, множеством рабов, жившие в богатстве и роскоши. Среди них были и
родоплеменная верхушка, и царские дружинники, и придворные, получавшие земли и
содержание из царской казны, и разбогатевшие различными способами простолюдины.
В книге Псалмов (10:7—10 [9:28—31]) рисуется портрет такого
притеснителя:
Проклятием его уста наполнены, и обманом, и хитростью,
под его языком — тяготы и преступление.
Он сидит в засаде в селениях,
в тайниках убивает невинного,
его глаза за несчастным следят.
Он подстерегает в укромном месте, как лев в логове,
подстерегает, чтобы схватить бедняка.
Он хватает бедняка своею ловлей, своею сетью,
и он сгибается, прилегает, —
и падают в его когти несчастные.
На другом социальном полюсе концентрировались хофши,
утратившие свое достояние, бродяги-иври, батраки (они нанимались обычно на
трехлетний срок) и временные рабы-единоплеменники.
Как все это происходило в реальной повседневной жизни,
показывает эпизод с виноградником, принадлежавшим некоему Навуфею (Навоту),
эпизод, известный нам только потому, что в роли насильника здесь выступает царь
Ахав (869—850 гг. до н. э.), а сами события вызвали в Израильском царстве
острый общественно-политический кризис. Ветхозаветный историк рассказывает (1
Цар. [3 Цар.] 21:1—16): «И было после этих событий, виноградник был у
Навуфея-изреэлитянина, который в Изреэли, подле дворца Ахава, царя Самарии
[Шомрона][2]. И
сказал Ахав Навуфею так: дай мне твой виноградник, и он будет мне огородом, ибо
он близко возле моего дома, а я дам тебе вместо него виноградник лучше этого. И
сказал Навуфей Ахаву: упаси меня Яхве, чтобы я отдал наследие моих отцов тебе!
И пришел Ахав домой к себе, удрученный и опечаленный из-за той речи, которую
говорил ему Навуфей-изреэлитянин (а он сказал: я не дам тебе наследие моих
отцов), и лег на свою постель, и отворотил свое лицо, и не ел хлеба. И пришла к
нему Иезавель [Изевель], жена его, и сказала ему: чем это твой дух удручен, и
ты не ешь хлеба? И сказал он ей: когда я говорил Навуфею-изреэлитянину, и
сказал ему: дай мне твой виноградник за серебро, или, если ты хочешь, я дам
тебе виноградник вместо него, то он мне сказал: я не дам тебе мой виноградник!
И сказала ему Иезавель, его жена: ты теперь свершай царскую власть над
Израилем, встань, ешь хлеб и ублажай свое сердце; я дам тебе виноградник
Навуфея-изреэлитянина. И она написала письма от имени Ахава, и запечатала его
печатью, и послала эти письма старцам и горожанам, которые в его городе,
живущим с Навуфеем. И она написала в этих письмах так: созовите пост и посадите
Навуфея во главе народа. И посадите двух негодных людей супротив него, и пусть
они свидетельствуют против него так: ты проклинал бога и царя! И выведите его,
и побейте его камнями, и пусть он умрет. И сделали мужи города его, старцы и
горожане, которые живут в его городе, как посылала к ним Иезавель, как написано
было в письмах, которые она посылала к ним. Они созвали пост и посадили Навуфея
во главе народа. И пришли два негодных мужа и сели супротив него, и
свидетельствовали негодные мужи на Навуфея перед народом так: проклинал Навуфей
бога и царя! И они вывели его за город, и побили его камнями, и он умер. И они
послали к Иезавели так: побит камнями Навуфей и умер. И было, как услышала
Иезавель, что побит камнями Навуфей и умер, и сказала Иезавель Ахаву: встань,
овладей виноградником Навуфея-изреэлитянина, который он отказался дать тебе за
серебро, ибо нет Навуфея в живых, ибо он умер. И было, когда услышал Ахав, что
умер Навуфей, и встал Ахав, чтобы спуститься в виноградник
Навуфея-изреэлитянина, чтобы овладеть им». Легко себе представить, сколько
подобных случаев не получали такого резонанса, но от этого несчастье не
становилось менее тяжким, а угроза не становилась менее зловещей.
Неудивительно, что «народ земли» находился в состоянии
постоянного брожения. Он неоднократно участвует в дворцовых переворотах.
Известно, в частности, что «народ земли» принял активное участие в свержении
иудейской царицы Гофолии (Аталии) (дочери Ахава и Иезавели) и в воцарении Иоаса
(Йоаша) сына царя Охозии (Аха-зии) (2 Цар. [4 Цар.] 11:4—21; 2 Хрон. [2 Пар.]
23:1 — 21). Во 2 книге Царей [4 Цар.] 14:19—21) рассказывается о свержении царя
Амасии сына Иоаса и о том, как «весь народ Иуды» посадил на царский престол его
сына Азарию (785— 742 гг. до н. э.). Наконец, обстоятельства воцарения царя
Иосии (Йошийаху) сына Аммона (640—609 гг. до н. э.) излагаются (2 Цар. [4 Цар.]
21:23—24) следующим образом: «И сговорились рабы Аммона против него, и
умертвили царя в его доме. И перебил народ земли всех сговорившихся против царя
Аммона, и воцарил народ земли Иосию, его сына вместо него». После гибели царя
Иосии «народ земли» воцарил его сына Иоахаза (Йехоахаза) (2 Цар. [4 Цар.]
23:30). Каковы бы ни были конкретные обстоятельства каждого из этих
переворотов, ясно, что во всех случаях «народ земли» выступает против тех сил,
от которых он ожидал для себя всевозможных бед, и в поддержку тех, от кого
ожидал защиты и справедливости.
Пророческое движение возникло в условиях резкого обострения
в иудейско-израильском обществе социальных конфликтов и антагонизмов. В его
основе лежало стремление найти объяснение всем тем явлениям, которые делали
жизнь рядового свободного человека невыносимой, и ликвидировать социальное зло
во всех его проявлениях. Само собой понятно, что пророки не имели ни малейшего
представления о движущих силах и закономерностях общественного развития.
Библейские пророки отталкивались от тех представлений о природе и обществе, о
вселенной, которые соответствовали примитивному общественно-историческому опыту
первобытного и древнего человека и которые нельзя не признать плодом
безнадежного невежества, если смотреть на них с высоты научных достижений и
общественно-политического опыта человека конца XX столетия.
С точки зрения первобытного человека, которую унаследовал
человек раннеклассового общества, вселенная представляет собою некоторое высшее
единство, все элементы которого взаимосвязаны между собой сложной системой
естественных и магических (которые от естественных не отчленялись) связей и
взаимообусловлены; отсюда вытекает сопричастность каждого элемента ко всем
остальным и к миру в целом. Вселенский миропорядок представляет собой, в
сущности, ту правду (справедливость), которой пронизан мир. Малейшее
отступление от нее есть грех, ведущий к мировой катастрофе. Все, что существует
в человеческом обществе, либо недвижно, либо монотонно повторяется; вселенная
не знает развития, она неподвижна. Конечно, люди видели в своей жизни череду последовательно
сменяющих друг друга событий и течение времени от прошедшего к будущему, но все
это, считали они, происходит в рамках космической неподвижности и ее не
нарушает. Ведь замена одного царя другим или смена поколений не есть развитие в
собственном смысле слова; в своей глубинной сути человеческое общество остается
таким же, каким оно было и будет всегда.
Все космические сущности, из которых складывается окружающий
мир, древний человек представляет себе антропоморфно и (или) зооморфно (но в
этом случае животному придаются человеческие черты) в облике богов или иных
сверхъестественных существ, образующих свое общество со своею общественной
структурой (она является, разумеется, копией той, которая реально существует на
земле). Глубинным содержанием всего происходящего на земле является постоянно
возобновляющаяся борьба между богами, в результате которой устанавливается или
восстанавливается мировой порядок и мировая гармония. Боги, воплощающие в себе
мировой порядок, побеждают, тогда как боги, воплощающие в себе дисгармонию, т.
е. силы зла, терпят неминуемое поражение. То, что человек наблюдает в
повседневной жизни (гром, молния, дождь, времена года и т. п.), есть доступные
его слуху и взору проявления этой борьбы. Поскольку указанные явления повторяются,
ясно, что и борьба космических сил, т. е. борьба богов, возобновляется.
Итогом коллективного осмысления космических процессов,
составной частью которых является история и повседневная жизнь данного
общества, является миф. Для его носителей и сказителей это — воплощение
событий, о которых в нем повествуется. Его исполнение в священной обстановке —
чтение или пение, сопровождаемое ритуальными церемониями, в том числе и
драматическими действами, представляет собой, в сущности, возобновление и
повторение этих событий в реальной действительности. Миф немыслим без ритуала,
прежде всего ритуального исполнения, но и ритуал, по представлениям древних,
имеет свой смысл только в контексте мифа. Миф перестает быть таковым, когда он
по каким-либо причинам лишается ореола святости, тогда он превращается в более
или менее увлекательную сказку, которую рассказывают в повседневной обстановке
с целью доставить аудитории эстетическое наслаждение, поучать ее и т. п. Так
как миф часто представляет собой тайное знание, доступное лишь посвященным, его
тексты хранятся специалистами, проходящими обучение и посвящение. За пределами
их узкого круга возможны только намеки. Действующие лица мифа не скованы узами
нравственности. Боги и выдающиеся люди выше законов и моральных норм, применимых
к обыкновенным людям; но в конце концов аморальный с человеческой точки зрения
образ жизни богов служит укреплению мирового порядка и вселенской гармонии, т.
е. торжеству высшей справедливости.
Такими были основные представления о мире и о вселенной, в
рамках которых библейские пророки искали ответы на мучившие их вопросы. Им было
ясно, что все беды и неустройства, тяжко отражающиеся на жизни обыкновенного
рядового человека, существуют потому, что люди отошли от правды
(справедливости), вопиющим образом нарушили мировой порядок. Глубинной причиной
этого явления они считали забвение принципов, определяющих, по их
представлениям, всю жизнь общества. Все это квалифицировалось в проповеди
пророков как измена Яхве — единственному, исконному богу Израиля, как забвение
его учения и служение чужим богам.
Дело в том, что религия древних израильтян и иудеев, как и
религии других окружавших их народов, была политеистичной. В ней отразились
представления, общие для всех семитских народов, в особенности же для народов,
населявших сиро-палестинский регион и принадлежавших к северо-западной группе
семитской языковой семьи[3]; были
в ней и свои специфические особенности.
Главой древнеизраильского пантеона был общесемитский
верховный бог Эл (иначе Элоах или Элохим). Само это имя собственно и значит
«бог». Слово «элохим» внешне имеет форму множественного числа, однако в
действительности оно таковым не является и постоянно в тексте Библии
согласуется с глаголами в единственном числе. Окончание -м (так называемая
мимация) сохранилось в этом слове пережиточно со II тысячелетия до н. э., когда
оно играло роль определенного артикля, ставившегося в конце слова. Так было, в
частности, и в угаритском языке, где засвидетельствована и форма «илум»,
соответствующая еврейской «элохим». Поразительно, что уже в Угарите имело место
смешение этих форм с формами множественного числа. Отсюда можно заключить, что
ветхозаветная форма «элохим» отражает традиции, общие для всего
сиро-палестинского региона. В I тысячелетии до н. э. мимация исчезла, однако
обозначение бога с окончанием -м сохранилось; аналогичные формы существовали в
финикийском и аммонитском языках.
Эл был верховным богом и главой совета богов (Пс. 81:1), он
(Эл Всевышний) был творцом и владыкой небес и земли. В иудейско-израильском
пантеоне фигурируют также Ашера — верховная богиня и супруга Эла, богиня любви
и плодородия Астарта, земледельческий бог Баал (Ваал) («Хозяин»), умирающий и
воскресающий земледельческий бог Таммуз (Фаммуз), богиня охотница и воительница
Анатбетэль, богиня Ашимбетэль. Очень популярными были культы войска небесного —
Солнца, Луны и звезд (Иер. 8:2). Звезды изображаются сражающимися против врагов
Израиля (Суд. 5:20). Поклонение Баалу и Ашере неоднократно с осуждением
упоминается в Ветхом завете (Суд. 2:13; 10:6). Имя Баала встречается в именах
собственных, в которых упоминается божество, таких, как Ишбаал «муж Баала»,
Йеруббаал «да умножит Баал» и т. п. Пророк Иезекииль (Иез. 8:14) рассказывает,
что у северных ворот Иерусалимского храма Яхве женщины совершали обрядовое
оплакивание умершего Таммуза. Иеремия (7:18) рассказывает: «Сыновья собирают
дрова, и отцы зажигают огонь, а женщины замешивают тесто, чтобы приготовить
пироги царице небесной и совершить возлияния другим богам».
Обрядность священного брака Эла и Ашеры воспроизводит
обличительная речь позднего пророка, включенная в книгу Исаии (57:7—8):
На горе высокой и возвышенной
ты ставишь свое ложе,
именно туда ты восходишь принести жертву.
И за дверью, за косяком
ты ставишь свою память,
ибо от меня (ты) удалилась,
разделась и взошла,
расстелила свое ложе
и сговорилась себе с ними,
возлюбила их ложе,
руку[4]
узрела.
Многие детали иудейского язычества нам ясны из описания
религиозной реформы, которую осуществил в 621 г . до н. э. иудейский царь Иосия (2 Цар. [4
Цар.] 23:4—14). В Иерусалимском храме находились статуи и утварь, связанные с
культами Баала, Ашеры, Солнца, Луны, звезд и всего «воинства небесного». В
храме имелись и колесницы Солнца, и кони, которых иудейские цари посвящали ему.
Несомненно, обрядность служения Солнцу включала ритуальный проезд на священной
колеснице изображений этого божества, что соответствовало прохождению Солнца по
небесам от восхода до заката. При храме находились и специальные дома, в
которых жили жрицы-блудницы, ткавшие для Ашеры одежды. В X в. до н. э. царь
Соломон, преследуя свои политические цели, построил в Иерусалиме храмы
сидонской богини Астарты, моавитского бога Кемоша и аммонийского бога Милькома;
эти храмы существовали до последней четверти VII в. до н. э. Стоял в Иерусалиме
и храм Баала.
Особое место в иудейском пантеоне занимал бог Яхве (Йахве).
Само его имя (оно означает «сущий») избегали произносить; вместо него говорили
и читали «господь мой» («адонай»). Когда масореты огласовывали Ветхий завет,
они к согласным, образующим слово «Йахве», присоединили гласные от слова
«адонай»; в результате получилось никогда в действительности не существовавшее
Йехова (Иегова в традиционном написании). Однако имя «Йахве» сохранилось (с
учетом закономерных фонетических изменений) в собственных именах, таких, как
Йехошафат, Йехосеф, Элийаху и т. д. Языческая мифология Яхве реконструируется
по сказаниям, которые не были устранены в процессе монотеистического
редактирования.
Уже в сказании об изгнании человека из «Сада Эдема» (рая)
Яхве фигурирует как один из богов, опасающихся того, что человек приобретает
божественную сущность. Он говорит (Быт. 3:22): «Вот, Человек, стал, как один из
нас (богов. — И. Ш.), знающим добро и зло. А теперь: как бы он не простер свою
руку, и не взял бы также от дерева жизни, и не стал бы жить вечно!» Очевидно, в
исходном варианте предания действовали не только Яхве, но и другие боги
израильского пантеона: к ним он обращается, мотивируя изгнание человека за
пределы божьего жилища.
В повествовании о военачальнике Иеффае (Йифтахе) Яхве
фигурирует как собственно израильский бог, аналогичный богам других народов по
своей роли и по своим функциям. Обращаясь к аммонитскому царю, Иеффай говорит
(Суд. 11:24): «Разве не тем, что дал тебе во владение Хамос [Кемош], твой бог,
ты владеешь? А тем, что дал во владение Яхве, наш бог, нам, этим мы владеем».
В книге пророка Иеремии (10:12—13) говорится:
Он соделал землю своею силою,
утвердил мирозданье своею мудростью
и своим разумением распростер небеса.
На голос, который он издает,
шумят воды в небесах.
И он поднимает облака от края земли,
молнии при дожде делает
и выводит ветер из своих закромов.
У пророка Захарии (10:1) сказано:
Просите у Яхве ливня во время поздних дождей!
Яхве производит молнии
и ливневый дождь. Он дает вам,
каждому зелень в поле.
Таким образом, Яхве — бог-громовержец, податель благостного
дождя. Имеется текст (Пс. 44[43]:24), позволяющий думать, что Яхве был
умирающим и воскресающим богом и что существовал обряд пробуждения Яхве от
смертного сна:
Проснись, почто спишь, мой господь?!
Пробудись, не покидай навечно.
Среди языческих мифов, в центре которых стоял Яхве, был миф
о его борьбе со смертью. Он нашел свое отражение в том, как пророк Исаия (25:8)
изображает победу Яхве над смертью:
Проглочена будет смерть навечно,
и сотрет мой господь
Яхве слезы
с каждого лица
и позор моего народа
снимет со всей земли,
ибо Яхве сказал.
В пророчестве Аггея (1:8—11) имеется отражение мифа о
постройке дома (храма) для Яхве. «Поднимитесь на гору, и принесите дерево, и
постройте дом, и я буду благоволить к нему и прославлюсь»,— сказал Яхве.
Другой языческий миф, нашедший свое отражение в
ветхозаветных текстах,— это миф о борьбе Яхве с морем — воплощением стихийного
начала во вселенной. Так, в книге Иова (38:8—11) Яхве демонстрирует свое
могущество:
И кто затворил створками море,
когда оно, исторгнувшись, из чрева вышло,
когда я поставил облако его одеждой
и тучу — его пеленою?!.
И я объявил о нем мой закон,
и поставил засовы и створки,
и сказал: доселе придешь и не более,
и здесь будет остановлена надменность твоих волн!
Широко известен был и миф о борьбе Яхве со змеем. Приведем
только текст, в котором говорится о победе Яхве над змеем Левиафаном. В
проповеди пророка Исаии (27:1) сказано:
В тот день обрушит Яхве
свой меч тяжелый, и огромный, и крепкий
на Левиафана, убегающего змея,
и на Левиафана, змея извивающегося,
и убьет дракона, который в море.
За всеми этими фрагментами отчетливо просматриваются
соответствующие эпизоды древних мифов, в которых Яхве побеждает силы зла и
хаоса, устанавливает вселенскую гармонию.
Яхве представляется в ветхозаветной мифологии царем и
предводителем Израиля (см. 1 Сам. [1 Цар.], 8:6). Его обычный эпитет: Яхве
цеваот, т. е. Яхве воинств (из этого через греческое воспроизведение
древнееврейского слова «цеваот» возникло широко распространенное сочетание
«господь Саваоф»), он предводительствует израильтянами в битве (см. 1 Сам. [1
Цар.], 4:4—6), он ведет их в землю обетованную и уничтожает их врагов.
Одновременно он — бог богов (Пс. 50 [49] :1), т. е. глава пантеона, «великий
царь над всею землею» (Пс. 47 [46] :3). Исследование книги Псалмов позволило
установить, что в Иудее ежегодно справлялся праздник воцарения Яхве;
воспроизведение мифов, о которых говорилось выше, то ли в виде
театрализованного действа, то ли декламацией и пением, по всей вероятности,
входило в его ритуал. Из сравнительно недавно опубликованных надписей из
Хирбета эль-Кома[5] и остраконов[6] из
Кунтиллат — Аджруза[7] видно, что в VIII—VII вв.
до н. э. Ашера перешла на место супруги Яхве.
Библейские пророки проповедовали мысль, что Яхве является
искони не только главным богом израильского пантеона, но и единственным богом
Израиля. Распространение в израильской среде языческих культов представляет, с
их точки зрения, отпадение от Яхве; беды, которые Израиль претерпевает, — это
следствие нарушения израильтянами договора, который они заключили с богом,
наказание за грех и блудодейственное служение другим (по их представлению,
чужим) богам.
[1] Понятие «обетованная
земля» возникло на основе ветхозаветного предания, согласно которому Яхве
принял на себя обет отдать эту страну израильтянам за то, что они будут служить
ему и сохранять ему верность.
[2] Самария была столицей
Израильского царства.
[3] Древнееврейский язык
принадлежит к северо-западной группе семитской языковой семьи; к ней же
принадлежали финикийский, угаритский, моавитский, арамейский и некоторые другие
языки.
[4] «Рука» — в поэзии древней
Передней Азии эвфемистическое обозначение фаллоса.
[5] Dever W. G. Iron Age Epigraphic Material from the Area
Khir-bet el-Kom. — Hebrew Union College Annual, Philadelphia
[6] Остраконы — небольшие
керамические пластинки, на которых делались записи.
[7] Emerton I. A. New
Light on Israelite Religion: The Implications of the Inscriptions from
Kuntillet — Ajrud.— B., 1982, Bd. 94, p. 1—20.
Комментариев нет:
Отправить комментарий